Она вечно приходила домой пьяная.
Потом я её выгнал. Она опять пришла.
И
я решил, что было бы неплохо нарисовать её.
Нарисовал. Она скомкала
лист и сьела, а потом смеялась.
Долго смеялась. Как дурочка.
И плакала она часто. Из-за Вашингтона. Или из-за Кеннеди.
Не помню. Я в неё однажды кинул вазу. Дешевую. Не попал. А жаль.
Я
помню, когда она курила на балконе, то вечно спрашивала, почему здесь
так высоко.
А я ей отвечал, что мол, Мерлин, мы же на 8 этаже. Она пила
бурбон, как воду.
А я постоянно клал ноги на стол. Ей это не нравилось.
Очень.
Забавно ещё было, когда она шморгала носом.
Меня всегда это
забавило.
А она не понимала в чём дело и окидывала, поправляя волосы,
меня непонятным взглядом.
А потом мы пили и рвали подушки.
Перья и
бурбон.
Я и Мерлин Монро.